юрий лузановский (моя поэзия)

[aFFt@r]

Жги память прошлое своё.
Пусть пламенем горит оно!
И пепел улетает пусть!
Жги память грусть…
ей всё равно!

***

Короли, шестерки и тузы…
Преферанс. Стол. Абажур.
«Сталинград», ремизы, распасы,
«Сочинка», висты…
и я хожу.
Жаль, не в масть мне прикуп этот стал,
не было туза в моем кармане.
Подстелил соломки, если б знал
заранее.
Ваших нет! Пишите в «горку» мне!
Этот грех останется бумажным.
Задолжал я, господа, не тем,
но долги свои отдам однажды.
Цвет сукна, как сигаретный дым,
что «кабацким*» стал от песни старой.
«На руках» – шестёрки и тузы…
не сыграл – жизнь "спасовала"...

*речь идёт о песни С. Наговицына «кабакам – кабацкий дым»

***

Каждый живет по-разному,
мыслит тоже иначе.
Я победы не праздную,
проигрышы – тем паче.
Нас окружают политики,
и говорят несуразно.
Есть журналисты и критики,
эти уже с сарказмом.
Только коней моих – розгами,
плетью, да в цепь окольную.
Разом забьют до смерти,
время покажет, больно ли…
Каждый живет, как можется,
неодиозной личностью.
Крестится, молится, Божится…
любит всегда наличные.
Так мы идем дорогами,
вниз, по наклонной лестнице.
Рынки, минуя с острогами,
вьется тропа наша, вертится.
Я написал публичное,
только кого озадачил?
Каждый, умрет здесь личностью…
а не умрет – тем паче!

***

Упразднили мы жизнь свою так,
что теперь её не создашь.
Я, искусственных слов, ублюдок,
моё фото – мой карандаш.
Вот и графлю всё то, что не сбылось,
и всё то, что было когда-то.
Ну, а может быть, это приснилось?
Значит, спать мне больше не надо!
Ведь меня упек на веки,
увлекут от пера и бумаги.
Далеко мой «фонарь от аптеки*»,
как коньяк от дешевой браги.
Пусть закроют под крючья, засовы
на высоком холме, как тирана.
И наденут на руки оковы…
стану узником я Азкабана.
А читать будут те, кто не струсил,
кто, вовек, не сродница с фальшью.
Нанизать можно много бусин,
только кто их носить будет дальше?

*А.А. Блок «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

***

Нет человека – нет могилы – нет креста,
и небо, где-то спряталось за тучи.
Под ночь в «Бутырке» смолкнут голоса,
те, кто остались жить – и есть живучи.
У длинных коридоров свой устав,
свой кодекс, свой закон, свой исполнитель.
«Кресты», «Владимирский централ»,
«Лефортово» чего не спите?
И не оплачен счёт, что Богом дан,
на долг не уповают в этой «буре».
Но нерв танцует чувственный Канкан,
и ветер свищет, свищет ветер в дуле.
Прости мне грех, Святой Отец, прости!
Я доказал всё Вам… лишь жить да верить…
Спаси мя Господи, спаси!
У рая приоткрой мне двери!
И тихо молвил в тишину Святой Отец,
по-человечески, без должности и чина:
«Царство Небесное тебе, Божий агнец.
Царство Небесное… неизвестный мужчина».

***

кем я был в прошлой жизни

это какой же нужно быть личностью,
чтобы плыть по реке с пираньями.
Я был Богом рабов в Античности,
и возглавил их восстание.
До сих пор невдомёк, как выжил я,
то ли мне везло, толи вечен был.
Да и вырос плавник и чешуя,
потому, что по речке с пираньями плыл.
А потом был потоп я и здесь преуспел.
Что мне пару найти? Сложно ли?
Правда, на ковчеге, был не удел,
своё время мы там выждали.
Я как трус убивал, я как трус защищал,
только с пикой своей знался я.
После плавника был волчий оскал,
да шерстка на теле старая.
А потом человек, что над миром король!
Становился умнее я, книгам внимая.
Только кто же поймет королевскую боль?
Только тот, кто им был, кто знает!
А потом кочегаром в литейном цеху,
а потом и дорога железная – дыба.
Я внизу был, в средине, и в самом верху,
и за это кому-то – спасибо!
Я теперь я никто, а теперь я фигляр,
я повеса на вздыбленной лире.
Я танцую в тылу, как заправский баляр,
от угла до угла по квартире.

***

Доволен. Болью я доволен.
Я личностью с ветрами спорю.
Что забулдыге мне такому
норд-ост и вест набьет оскому.

И волен я. И мести ради,
пишу слова я на бумаге:
мой век, мой час теперь не ровен,
доволен им, вполне доволен…

О как изменчиво всё это,
сегодня здесь, а завтра – где-то.
Ветра и волны бьют на море,
я – штиль. И, значит, всем доволен.

Верни мне постоянство ветер,
что было у меня до сплетен.
Я не желаю лучшей доли…
Ведь этой я вполне доволен!

***

Ойся ты, ойся,
никого не бойся.
Дужа шашка казака…
ну ка, братцы, стройся!

Ойся ты, ойся,
конь в земли не ройся.
Отвези меня туда,
да под небом скройся.

Ойся ты, ойся,
ночью степь укройся.
Успокой маго коня,
и сама покойся.

Ойся ты, ойся,
ну ка, песня, пойся!
Атамана м-о-л-о-д-ц-а –
до венчального кольца!

***

«всё не те времена, всё не те» –
неустанно бьет колокол ввысь.
Я в глубинах своих завис
на высокой горе.

«Если друг оказался вдруг…»,
будет видно потом кто он.
На вершинах так крепок сон,
колобродят ветра вокруг.

И упал я лицом к облакам,
где мой крест навсегда встал.
Только с той высоты он врал
мученикам и врагам.

Среди общей сумы в суете,
посмотри как же там внизу.
Ну, а я, пока что усну…
«всё не те времена, всё не те».

***

болит у меня Украина.
Не хворью, не вымыслом лет.

Болит, но другой такой нет.
На снег опадает рябиной...

оставив на белом свой
красный
след.

***

уважаемые лица,
не уваженных,
как живётся Вам теперь во
вчерашних днях?
Вы другими стали,
вы не ряжены.
Да потому, что правда
позабыта вся!

Уважаемые лица,
может в почести?!
Да медалью золотой
не накажешь Вас!
Отчего же далеки
Ваши очерки?
Почему же вымираете
как класс?

Уважаемые лица,
не культурно как,
у мирян просить прощенье
за грехи свои.
Удивительно, но брошен Вами
белый флаг,
только рядом с ним никто
не стоит
теперь!

Уважаемые лица,
уважаеммых.
Что же время-терапевт
всё не лечит Вас?
Уважаемые лица
неприкаянных!
Только помните, что
совесть не предаст!

***

Кто ты?! Кто ты?! Кто ты?!
Песня моя, для кого ты?
Ноты, ноты, ноты
снова подскажет душа.
Я тебя не знаю,
но, всё равно, играю.
И, про себя напеваю:
«Где же ты раньше была?»
Эти звуки вальса,
первая скрипка Брамса.
Пары, пары кружатся
в танец нас маня.
Может,
после метели,
вновь зазвучат капели.
То, что мы не успели
пусть допоют они.
Я тебя приглашаю,
паузу с болью вкушая,
и, на «три счёта», считаю
наши с тобою шаги.

***

я твой слуга (мечтатель, странник, пилигрим…)
спасибо!
Мне не таким казался мир красивым!
Тогда последняя строка дрожала,
тогда безмолвие ночи дышало.
не поперёк судьбы ходил, а в самоволку.
Меняет время шило на иголку.
И всё труднее заживают раны,
а необузданными лишь остались драмы.
я твой слуга… (хоть это и не важно…)
на белый снег ложиться вечер сажей!
Тогда ответь, зачем же ночь поэту?
– «Чтобы успеть хозяину к рассвету!»

***

сніжинки падають на дно очей,

задумливо кружляють у душі твоїй.

Властива, нам з тобою, заметіль

вона єдина десь у забутті.

Вона єдина радість і печаль,

розбите серце і назрілий жаль,

велика рана, що веде до сну…

та очі, знову, бачуть в ній твою красу.



та серце, знову, зігріва печаль,

думки летять несамовито вдаль…

і, щось велике вирива сльозу

(правдиву, людяну, просту)…

Сніжинки падають на дно очей,

на філяжанку кави і на спід ночей,

на простір за вікном та на віки…

на наші молоді роки…

***

Раздобуду славу ль, признание…
посмеюсь, погрущу… может, стерпится?
Только жить не когда не устану я,
если смерть на пути не встретится.
Если белое – есть белое!
Ну, а чёрное – значит чёрное!
Посмеюсь, погрущу, отведаю…
может, будет и прощённое?
Может, станется так, может, стерпится?
Только бредом болеют сумерки!
Жизнь, за что ты всё-таки держишься?
....................................
С ног на голову кувырки!

***

Мы в жизни – как волки
(им в жизни нет жизни).
Запылены полки
и все мои мысли
бегут
от дорог
и фасадов богатых,
от старых домов
и от книжек проклятых.
Забитые ставни…
забытые окна…
Тут крыша течет
и гардина намокла.
Паук с паутиной
во власти, в законе,
запутался я
в этой вечной погоне.
И в вазе цветы
усохли, устали.
Зачем?
Ну, зачем мы так долго молчали?
Не выдержав пауз
бранились, кричали.
И есть только дно…
(да и то от печали).

***

ПЕСНЯ

А врать в стихах – я не намерен,
Как не намерен врать себе.
Пускай и выгнан я за двери,
Пускай и выгнан я за двери,
Все это, право, не по мне…

А за окном моим – берёзы,
в роскошных бликах фонарей.
Я б вытер им, осенним, слезы,
Я б вытер им, осенним, слезы,
И спутнице, родной своей…

Ах, для чего же я скитаюсь?
Ах, для кого же я пою?
Твою, невинную усталость,
Твою, невинную усталость,
Люблю… люблю… люблю…

А, впрочем, годы молодые,
Авось и мне, на полпути
смотреть в глаза полупустые,
смотреть в глаза полупустые
любви!

Любви!

Любви…

***

когда ты смотришь вдаль и ждёшь кого-то,
и знаешь точно – не придёт никто.
Сугубо личная печаль, в миноре нота,
на вешалке пальто.
Рояль чуть вздрогнет, всколыхнет рассудок,
и пальцы побегут по эбониту.
Ты знаешь точно – никого не будет,
незапертая дверь закрыта.
К губам прилипла сигатера-время,
как жаль, что тлеет этот час, как пепел.
Кружатся пары по паркету,
свеча угасла, в доме ветер.
В окне открытом настежь запоют сонеты,
я не пою, но слушаю довольно.
Какие мир таит в себе секреты,
когда ты смотришь вдаль,
когда так больно?
Я закрываю окна и глаза устало,
а в голове всё та же музыка –
благая весть,
как жаль, что таких песен нынче мало…
я вспомнил Дольского
«со-
весть».

***

Промотать эту жизнь, да за даром,
На заглавиях жёлтых газет.
Слышишь!!! Мчит по холенным бульварам,
Мое звонкое слово – НЕТ!
Не отдать свою жизнь на подмостки,
Покорившую множество тех,
Кто уверен, что Лузановский,
Никогда не закончит свой бег.
Я горюю, но в том ли отрада?
Все стоит за стеною стена.
Ты – любовь моя, боль и награда,
Не понятно на что мне дана.

***

Ты древо моей жизни Украина,
От прадеда, от корня, от земли!
Поля, дороги, горы и равнины,
Да купола с острогами.
Ты отчество мое, моя свобода,
Пусть где-то с Польши и «на ский»,
Не важно от какого рода,
Язык один – славянский.
Ты гордость моей жизни Украина,
Хоть ум и силу в скоп – не берегла.
Патриотизму тоже не учила,
Поэтому поэтами жила.
И нынче я один стою на вере,
От веры ни на шаг не отступлю.
У нас с тобой один единый берег,
О древо жизни, я тебя люблю.

***

Я придумал слово "пропасть", вот и падаю,
Только совестно, все это мало радует.
Замету свои следы, рубаху скину я,
Почивать приду в покои под осиною.
Пусть нашепчет, что ждала, что не наплакалась,
Что слезою мне пришедшему обрадовалась.
И поверю, как ребенок огорошенный,
О любви своей скажу неосторожно ей.
Но, как только пробужусь… Да, что же надо мне?
И душа моя в иную пропасть падает.

***

Мой гений пафосом не блещет,
Не блещет рифмою лихой.
Я окунаюсь с головой,
В рутину букв и слов зловещих.
И, если, это тоже лечит,
Я выпишу рецепт простой:
Наполни храм души пустой.

***

Разменялся в кабаках я городских,
Рвусь от помыслов мирских в куски.
То в тиски зажатая душа,
Пропадает понемногу, не спеша.
Довелось ей, ох, досталось!
Не жалея грош на малость.
Разгулялась, разошлась,
Что б в неведенье упасть.
Нам ведь проще, духом тощим,
Хоронить живые мощи.

Трезво понял я заранее:
Смысл жизни – в понимании.

***

Очень личное (памяти отца посвящается)

ВОТ…

ВОТ и все…

ВОТ и осень…

Кружится лист на ветру.
Холод по улицах носит,
Старую веру мою.
Дождь…

ВОТ и дождь…

ВОТ и радость…

Господи, что же виной?
Молодость это иль старость
кружится над мостовой?
Сон…

ВОТ и сон…

ВОТ и снова…

Взгляд и улыбка в очах.
Это до боли знакомо,
Это не знамо врачам.
Вон…

Вон зима…

Вон из жизни!!!

Прочь этот пагубный год!!!
Что говорите Вы? В смысле
я заслужил это?

ВОТ…

***

тема 30-х годов…

Первыми в списках значатся…
Память в слезах не спрячется…
Кушайте, твари! Именно!
Жри, сатана по имени!

Взгляд их убит холодом…
Пухнет славянским голодом…
Тридцать одни, тридцать два, тридцать три…
Стук. "Разрешите войти?!"

«Семь из восьми» – не выжили!
Молотова услышали?
Кто ещё в этом повинен?
Сталин и Миша Калинин!

Лозунги – прочь! Декламации –
штампы коллективизации!
Это – доход? То, что я учил?
Вот экономики палачи!

То ли всё бред, то ли истина?
Бабушка, помнится, издавна…
Сказы её, о том времени –
канибалистском племени.

Первыми в списках значатся…
Кто же за всё расплатится?
Если Вышинский – прокурор…
Вздор это! Вздор это! Вздор!